Светлана Тараторина (Світлана Тараторіна) "Лазарус"

Фэнтезийный детектив в альтернативно-историческом антураже. 1913 или 1914 год. Главный герой, столичный следователь по особо важным делам Александр Петрович Тюрин в силу стечения обстоятельств оказывается в Киеве, центральном городе Предела (или, для многозначительности лучше Края — в оригинале Межа, вызывающая отчётливые ассоциации с чертой оседлости). Предел — та часть Империи, где позволено жить нечисти (в прямом смысле — чертям, водяным, оборотням и пр.). Тюрин специализируется по особо опасным видам и проводит в Пределе много времени, но Киев старается обходить стороной, поскольку с ним связаны тяжёлые воспоминания детства. Однако в данном случае он получает предложение, от которого невозможно отказаться, и задерживается в городе, чтобы помочь местной полиции в расследовании убийства мальчика, которое полагают ритуальным и совершённым водяными. Поначалу задерживается на пару дней, но потом остаётся служить в местной полиции, разыскивая попутно информацию о своём отце, который бросил семью а потом умер в Киеве странной смертью...

Написано весьма увлекательно, всё время тянет узнать, что же там дальше. Для гурманов есть целый ряд изюминок-пасхалок. Особое удовольствие должны получить (по понятной причине) киевляне и знатоки истории начала XX века. Понятно, что история альтернативная, но сквозь витраж альтернативности вполне отчётливо проступает реальная, некоторые детали и связи которой, благодаря этому витражу видны более отчётливо и под непривычными углами. Роман вполне законченный, но не исключает сиквелов, вбоквелов и прочих дополнений. Если таковые появятся, намерен их прочитать.

"Лазарус" первый роман Светланы Тараториной и получил на Евроконе этого года премию за лучший дебют. На мой взгляд, вполне заслуженно.

Дабы избежать упрёков в излишней комплиментарности отмечу пару недостатков. Если роман будет издаваться повторно, по тексту надо бы пройтись корректору и редактору, или, хотя бы внимательному и въедливому бета (или это уже пост-альфа?) ридеру. Ну и глоссарий нечисти в конце книги просто напрашивается.

В общем желаю Светлане Тараториной так держать, а читателям сообщаю, что на сайте издательства её книга продаётся сейчас со скидкой.

   Майкл Муркок "Византия сражается"

Первая книга цикла "Полковник Пьят". Приведу выложенный на Фантлабе перевод аннотации к, судя по всему американскому (точно не русскому) изданию:
"Знакомьтесь – Максим Артурович Пятницкий, также известный как «Пьят». Повстанец-царист, разбойник-нацист, мошенник, объявленный в розыск на всех континентах и реакционный контрразведчик – мрачный и опасный антигерой самой противоречивой работы Майкла Муркока. Роман – первый в «Квартете «Пяти» — был впервые опубликован в 1981 году под аплодисменты критиков, а затем оказался предан забвению и оставался недоступным в Штатах на протяжении 30 лет. «Византия жива» — книга «не для всех», история кокаинового наркомана, одержимого сексом и антисемитизмом, и его путешествия из Ленинграда в Лондон, на протяжении которого на сцену выходит множество подлецов и героев, в том числе Троцкий и Махно. Карьера главного героя в точности отражает сползание человечества в XX веке в фашизм и мировую войну.
Это Муркок в своем обличающем, богоборческом великолепии: мощный, стремительный обзор событий последнего века на основе дневников самого гнусного преступника современной литературы. Настоящее издание романа дано в авторской редакции и содержит ранее запрещенные эпизоды и сцены".

Книга производит довольно странное впечатление (на меня во всяком случае) поскольку написана англичанином, а действие происходит во время I Мировой и Гражданской войны в основном на территории Украины (в Киеве, Одессе, Петрограде, Александрии и неизвестных местах украинских степей). Главный герой, настоящее имя которого так и остаётся неизвестным (или я его забыл, поскольку имена он меняет несколько раз) сын польки-прачки и неизвестного отца (мать называет того казаком, но отец в своё время сделал сыну обрезание, да и внешность у него такая, что при первой встрече все принимают главгера за еврея), неуравновешенный эгоцентрик, и, в принципе, человек непорядочный, но в "Византии" ещё отнюдь не законченный злодей, как написано в предисловии. Он живёт с матерью в Киеве и стремится выучиться на инженера, однако образование получает весьма своеобразно. Практически в самом начале книги начинается Первая мировая война, перерастающая в Гражданскую, и героя мотает по стране и различным лагерям (в смысле сторонам конфликта). Чувствуется, что автор прочитал много художественных (в первую очередь Паустовского) и нехудожественных книг, посвящённых гражданской войне на территории Украины, и жизни в упомянутых городах, но это увы, не спасло от ляпов и клюковки, сразу заметных нашему читателю (во всяком случае мне). При чтении я остро ощутил, как же, наверно, бредово выглядит с точки зрения заграничных читателей то, что пишут наши писатели о заграничной жизни и решил, по возможности, ограничивать место действия своих опусов знакомыми мне странами и временами. Думаю, что и в книгах современных авторов о прошлом бреда не меньше, но там некому его заметить — все свидетели мертвы, или (если верить сериалу "Горец") скрываются.

Книгу могу рекомендовать лишь любителям экзотики. Возможно, через некоторое время попробую почитать вторую книгу — там действие происходит уже в других странах и ляпы, если таковые имеются, будут мне незаметны.

Пара цитат

      Моя мать, несмотря на польское происхождение, в своих религиозных предпочтениях склонялась скорее к греческой церкви, чем к римской, хотя, насколько мне известно, она не посещала храмы. Зато соблюдала все православные праздники. Я не помню икон, но уверен, что они были. В алькове у нее висел портрет моего отца в мундире, перед которым всегда горели свечи. Здесь матушка молилась. Она никогда не осуждала отца, но часто напоминала мне о том, как он сбился с пути. Он отринул Бога. Став атеистом, принял участие в восстании 1905 года и, вероятно, был убит, хотя обстоятельства его смерти так и не удалось установить. Мать не говорила прямо, когда об этом заходил разговор. А мои собственные воспоминания исключительно запутаны, припоминаю лишь ощущение ужаса, которое испытал, прячась, кажется, под какой-то лестницей. Но, если задуматься, уравнение представляется достаточно простым: Бог лишил моего отца своей милости и поддержки в наказание. Я очень мало знал о родителе, за исключением нескольких фактов: он служил офицером в казачьем полку, но отказался продолжать карьеру, его семья была довольно богатой, но отвергла его. Мои тактичные родственники никогда о нем не вспоминали. Только дядя Семен в Одессе изредка говорил об отце, но это всегда звучало как ругательство: «Дурак, но дурак с мозгами. Хуже быть не может».

      После пары стаканов водки Кориленко обычно начинал ругать двор, который, по его словам, вырождался. Он полагал, что нужны более сильные мужчины, чтобы управлять женщинами, что царь Николай слишком снисходителен. Но мать всегда заставляла его умолкнуть. Она избегала любых разговоров о политике, подобные темы ее нервировали по очевидным причинам. Вероятно, именно поэтому я до сих пор не переношу бессмысленных политических споров. Я никогда не судил о людях, основываясь на том, за кого они голосуют, – до тех пор, пока они не пытались навязать мне свой выбор.

      Увиденное меня весьма впечатлило. Я сказал, что у моего отца, наверное, тоже имелся подобный клинок. Казак весело поинтересовался, к какой сечи он принадлежал. Я сказал, что к Запорожской. Он спросил, когда родился отец. Я ответил, что не знаю. Есаул уточнил, уверен ли я, что отец не был «москалем». Я его не понял. Он объяснил, что так казаки пренебрежительно называют великороссов. Слово приблизительно переводилось как «чужак». Я уверил его, что мой отец никогда не был чужаком. Он служил в казачьем полку в Санкт-Петербурге. Казак спросил, в каком именно. Я вновь ответил, что не знаю. Он рассмеялся, очевидно, довольный тем, что кто-то притязает на казачье происхождение, даже не имея на то оснований.
      Я разволновался и начал настаивать, что говорю правду. Шура решительно заявил: «Поймите, его отец умер». После этого казак смягчился, коснулся рукой моего колена, протянул мне шашку и улыбнулся:
      – Не переживай, малыш. Я тебе верю. Мы скоро будем скакать рядом, ты и я. И убивать евреев и немцев направо и налево, а?

   Фрэнк Херберт "Звезда под бичом"

Роман из цикла Вселенная Консента. Лучший агент Бюро саботажа Джордж Маккай пытается предотвратить гибель человечества или, по крайней мере, значительной его части. Причина возможной гибели изложена в первых же абзацах романа:

"Настало время, когда космические путешествия стали практически лишними, поскольку так называемые «прыжковые двери» – каналы нуль-пространства и нуль-времени – гарантировали достижение любой точки Галактики.
Создатели и хозяева этих прыжковых дверей – калебаны, таинственные существа, постепенно исчезали из Галактики, пока не остался один-единственный калебан. В разгар этой эпидемии исчезновений агент галактического контрольного бюро сделал поразительное открытие: когда исчезнет последний из калебанов, умрут и все те, кто хоть раз пользовался прыжковой дверью. А в Галактике едва ли нашлось бы хоть одно разумное существо, будь то человек, гуманоид или негуманоид, не воспользовавшееся прыжковой дверью…"

Мне нравится Фрэнк Херберт (или Герберт), но этот роман читался с напряжением, полностью отсутствовавшим при чтении "Дюны" или "Улья Хельстрома". Виной ли тому своеобразие описываемого мира или специфика перевода (очень странного, мягко говоря) не знаю. Есть ещё два перевода, но искать их и сравнивать, пожалуй не буду. Разве что поищу следующий роман цикла в переводе другого переводчика. Но не сейчас.

   Ольгерд Бахаревич "Собаки Европы"

Боллитра, прикидывающаяся фантастикой. А поскольку Техас грабят только техасцы критиковать боллитру дозволено только критикам, процитирую самого автора и рецензию Владимира Ларионова.

"«Собаки Европы» — очень важная (по крайней мере, для меня) книга. Это роман обо всем. Обо мне, о вас всех, о Беларуси, Европе, мире, национализме, иллюзиях, любви, поэзии, ненависти, языке, власти, манипуляциях, о нашей силе и слабости, о сексе и о смерти, о литературе и волшебстве" (Ольгерд Бахаревич)

"С читателем Бахаревич не миндальничает. Глухое раздражение, вот что порой накатывает при чтении «Собак Европы». Стоит увлечься, погрузиться в действие – и автор немедленно выбьет тебя из колеи, огорошив чем-нибудь вроде короткой облегающей юбки на мужчине-дознавателе (кстати, дело тут не в ориентации героя, а в моде, которая к 2050-му году оденет многих европейских мужчин в юбки и колготки). Или отвлечёт ненавистью другого героя к обычным пластиковым пакетам. Или удивит размышлениями третьего, сорокалетнего фрика-филолога Олега Олеговича (ОО) злящегося на опостылевшие ему белорусский, русский, английский et cetera языки. Собственно с этого книга и начинается: недовольный имеющимися в его распоряжении языками ОО придумывает свой собственный – бальбуту и разрабатывает для неё оригинальную лексику и грамматику. Конечно, белорусской интеллигенции, рассматривающей мову как основу национального возрождения, подобное презрительное отношение героя к родному языку чуждо, но автору необходим эпатаж, развивающий и обостряющий конфликты внутри романа. Действуя, как лингвоконструктор и креатор, ОО формирует не искусственный конланг вроде эсперанто, предназначенный облегчать взаимопонимание людей, а хочет понять, «что у языков внутри», создаёт полноценный язык, мотивирующий своих носителей быть свободными, независимыми и самодостаточными. (полный текст рецензии)" (Владимир Ларионов)

От себя добавлю, что книга реально высоких литературных достоинств, а стоит ли её читать, решайте сами, прочитав упомянутую рецензию.

Пара цитат

      Стоя перед зеркалом, я рассмотрел себя в нём и пришёл к выводу, что выгляжу просто ужасно. У: чёрная футболка с надписью «404. Belarus not found», скомканная, застиранная, растянутая на шее, словно в неё слона просовывали, просторная, на два размера больше моего, такие футболки были популярны шесть лет назад в районе площади Победы в городе Минске. Жа: джинсы, которые выпучивались на коленях двумя отвратительными шарами, придуманные евреем американские брюки турецкого производства, засаленные, слишком короткие, на винтах. Сно: на босых ногах шлёпанцы-хлюпанцы, грязные, разбитые от ночных и дневных блужданий, нестриженые ногти выглядывают, как голодные дети. Ужасно. Лицо загорелое, немытое, счастливое, седая щетина просачивается у самых глаз, на голове сумбур вместо музыки, редкие взъерошенные волосы. Се человек. Сим победиши хаос и мерзость. Сим он говорит сим-сим-откройся городу М. в самый знойный день от начала времен, если верить часам «Луч».

      Однако продавец был знатоком своего дела — и вот я уже стоял перед полками с сучбеллитом, как они называют современную белорусскую литературу на своем жаргоне. Ну что ж, ничего не изменилось, понял я, поневоле пробежав глазами по корешкам книжек в мягких обложках.
      «И что вы мне порекомендуете?» — спросил я с вызовом. Мне не хотелось уходить из магазина — но и книжки отечественных живых классиков листать не хотелось тоже. А хотелось мне холодного пива. Хотелось закрыть глаза. Хотелось провалиться в сон и увидеть во сне яйца молодого барашка.
      «Из прозы: вот новая книга Трухановича… “Кроссворд”, постмодернистский роман, бестселлер… — продавец протянул мне томик. Яркий бумажный кирпичонок. Я взвесил в руке: на премийку потянет. — Вот биография Петра Марцева, если вы интересуетесь такой литературой. А это семейная сага, “План Бабарозы”. Павел Костюкевич. Ещё есть последний Бахаревич, “Сиреневый и чёрный”, книга про Париж. Через очки беллита».

      «Что касается вашей книги… — Кляйнрот со вздохом отдал её Скиме. — Здесь нет фамилии автора. И нет названия. Такие книги начали делать не ранее 2035-го. Тогда решили, что название — это слишком претенциозно, а писать свою фамилию на обложке — бессмысленно. Когда из литературы ушли последние деньги — закончилась и эта вечная претензия на власть. Власть над тем, что ты написал. Поверьте, я знаю, о чём говорю. Я полагаю, он издал её за свои деньги где-то у нас в стране. У него не было иллюзий. Он не собирался читать её перед 47-ми. Он просто был счастлив тем, что имеет. Последний поэт. Вот кем он себя считал. Эмигрант, думавший, что сможет выжить здесь, у нас, занимаясь литературой, пишущий стихи на этом своём русском языке…

      «Когда-то поэты писали перьями… — захлопал глазами Клаус. — Когда я был молод, я написал об этом. Как меня трахает в задницу последний лауреат Нобелевской премии по литературе, в дешёвом отеле, на подушке, набитой использованными перьями давно умерших поэтов. Изнасилование на старой немытой перине с пятнами от чернил и спермы. О, как меня принимали тогда… Я читал это и… Как они хлопали… Такие чтения и правда зачастую заканчивались дешёвым отелем, бухлом, наркотой, сексом… Двадцать лет назад. Но это давно уже не модно. Как же оно воняет, это ваше перо… как вся эта высокая литература, которая хвасталась своей элитарностью, пряталась сама в себя, презирала народ, а потом сдохла в пустом курятнике, потому что её уже было некому кормить».

      http://ic.pics.livejournal.com/pouce/3822..." border="1">   Ширли Руссо Мерфи http://www.ozon.ru/context/detail/id/1910...">"Кот на грани"

Первая книга цикла о Сером Джо. Детектив, точнее "уютный детектив", ещё точнее "фантастический уютный детектив", ориентированный в первую очередь на котофилов, ибо главный герой произведения, собственно детектив, это кот Серый Джо, который, естественно, не обошёлся без помощника, которым стала кошка Дульси. Однако Джо и Дульси не совсем обычные представители Felis domesticus, поскольку умеют говорить и даже читать по-английски, чем и пользуются, чтобы навести полицию на нужный след. Что же подвигло эту парочку на расследование произошедшего в маленьком и тихом калифорнийском городке Молена-Пойнт убийства, ведь даже автор романа признаёт, что нормальным котам нет никакого дела до, пардон за каламбур, человеческих дел? Дело в том, что Серый Джо, тогда ещё полагавший себя обычным котом, оказался свидетелем убийства, а вот убийца оказался не совсем обычным и решил убрать даже такого свидетеля, как кот. На первый взгляд такое поведение кажется слишком сильной натяжкой, но автор даёт ему фантастическое, но вполне логичное (особенно для целевой аудитории — котофилов) объяснение. Несложно догадаться, что убийца сильно просчитался, хотя стоило ему сделать логичный вывод из собственных убеждений и всё могло бы сойти с рук. В целом же, поскольку детектив "уютный", автор не слишком напрягает нервную систему читателей опасностями, грозящими героям, и безвыходными ситуациями, в которые те попадают.

Прочитал, скорее, из любви к экзотике и не уверен, что буду искать продолжение (несколько раздражают сплошные уменьшительные суффиксы в описаниях главных героев: "лапки", "шёрстка" и т.д. словно речь идёт не о гордых хозяевах жизни, а о каких-то белых мышах или морских свинках). Впрочем, зарекаться не стану.

Рекомендую любителям экзотических детективов и котофилам, а особенно котофилкам.

Цитата: "С того момента, как Джо начал понимать каждое сокровенное слово, произносимое Клайдом и его подругами, их визиты стали вызывать у него неловкость и уныние. Обычно на это время он уходил из дома.

Человеческая речь была бы прекрасна, если бы не содержала столько полнейшей бессмыслицы. Например, Джо понимал телевизионные новости, знал о трудностях в экономике, знал, что президент отозвал своих послов из полудюжины стран Востока, но не мог взять в толк, к чему вся эта суета? В главном действия президента и его противников мало отличались от извечного соперничества двух (или больше) котов либо от игры кошки с мышью. Что ж тут особенного? Неужели об этом стоит так долго и нудно талдычить? Впрочем, должно быть, Джо рассматривал это в неправильной системе координат.

А днем, когда он рыскал по кустам или подремывал на соседской клумбе, любая пара сплетничающих домохозяек обрушивала на его бедный рассудок целый водопад пустой болтовни и ненужных слухов. Впрочем, соседи мужского пола, возившиеся со своими автомобилями или копавшиеся в саду, раздражали его не меньше. Эти разговоры уже не были просто шумом, он неожиданно стал их пленником, вынужденным обращать на них внимание против своего желания. Одним словом, человеческий мир вторгся в его собственный, отвлекая его от охоты и омрачая кошачий досуг всякими пустяками.

Приходилось признать, что Джо перестал быть нормальным котом, чья жизнь состояла из привычной череды драк, гулянок, еды, сна, ссор с другими обитателями дома — кошками и собаками — и заигрываний с Клайдом. Он стал нервным и потерял аппетит, у него совсем пропал интерес к соперничеству, и даже кошки почти перестали волновать его".

      http://ic.pics.livejournal.com/pouce/3822..." border="1">   Лилиан Джексон Браун https://www.livelib.ru/book/1000156487-ko...">"Кот, который читал справа налево"

Ещё один "кошачий" "уютный детектив". Правда, в этот раз в роли детектива выступает всё же человек — репортёр Джим Квиллер, которого жизнь заставила сменить амплуа криминального репортёра на амплуа художественного обозревателя, однако та же жизнь устроила так, что в богемной среде, с которой вынужден контактировать Квиллер, происходят убийства и репортёр принимает активное участие в их раскрытии. При этом ему, указывая на те или иные детали, помогает сиамский кот Као Ко Кун, сокращённо Коко. При этом, в отличие от Ширли Руссо Мерфи, Лилиан Джексон Браун не прибегает к фантастическим допущениям типа говорящих и читающих котов. Коко вроде бы читает и вроде бы даже произносит нечто напоминающее фразы на английском языке, но эти вещи можно объяснить вполне реалистично. Выбор из фантастического и реалистического вариантов объяснений автор предоставляет читателю, но интеллектуальное превосходство кота почти не подвергается сомнению. Таким образом, если роман Мерфи предназначен для котофилов фанатичных и безусловных, то роман Браун — для котофилов умеренных. Возможно, в дальнейших романах уравновешенность исчезнет. Возможно также, что я почитаю ещё один роман цикла. Будет видно.

Рекомендую любителям экзотических классических детективов и котофилам.

Цитата: "— А выглядит как обыкновенный кот, — заметил Квиллер.

— Удивительное создание. В нём развиты способности для восприятия и оценки определенных эпох в истории искусства. Хотя я не согласен с его выбором, всё же признаю его право на независимость. Также он может читать заголовки газет."

"— Это Као Ко Кун, — представил кота Маунтклеменс. — Он был назван так в честь художника тринадцатого века, он и сам обладает достоинством и изяществом китайского художника.

Као Ко Кун неподвижно стоял и смотрел на Квиллера. Квиллер тоже смотрел на Као Ко Куна. Он видел перед собой длинного, сухого, мускулистого кота с лоснящейся шерстью и выражением невероятной самоуверенности и превосходства в глазах.

— Если он думает, — сказал Квиллер, — что знает, что я думаю о том, что знаю, о чём он думает, то мне, пожалуй, лучше уйти.

— Кот просто изучает вас, — сказал Маунтклеменс, — а когда он концентрируется на чём-то, то кажется суровым. Он изучает вас, ваши глаза, нос и бакенбарды. Полученные по всем четырём каналам исследования будут переданы в центральный пункт для синтеза и оценки, и на основании полученного приговора будет ясно, можно ли отнестись к вам благосклонно".

      https://fantlab.ru/images/editions/small/..." border="1">   Майкл Муркок https://fantlab.ru/work3577">"Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти"

Весьма своеобразная вещь. Так что лучше процитирую http://www.mirf.ru/book/maykl-murkok-glor...">рецензию Василия Владимирского, опубликованную в "Мире фантастики":

"Бьюсь об заклад, первое чувство, которое испытают поклонники фэнтезийных саг Майкла Муркока, открыв «Глориану», — недоумение. Многосоставные сложноподчинённые и сложносочинённые предложения, длиннющие перечни и списки, архаизмы и анахронизмы, маскарадная пестрота, барочная вычурность, бесконечные лабиринты слов… Да право, Муркок ли это? Тот самый, что создал Эльрика из Мельнибонэ? Автор многотомных эпосов в жанре «меча и магии»? Муркок, Муркок, не сомневайтесь. Но на сей раз — для публики, выросшей из коротких штанишек героического фэнтези и открытой для экспериментов, в том числе радикальных.

По сути «Глориана» — авантюрный квазиисторический роман с элементами фэнтези, почти «Три мушкетёра». По форме — литературный опыт, причудливый конструкт, основанный на дошекспировской прозе елизаветинской эпохи. Понятно, почему выбран именно этот стиль: главным прототипом Глорианы, Повелительницы Альбиона, Совершенной Государыни, Благороднейшей Королевы Истории (заглавные буквы — непреложная часть игры), стала Елизавета I, последняя из династии Тюдоров, покровительница искусств и ремёсел, в чьё правление Англия обрела статус ведущей европейской державы. The Virgin Queen, «королева-девственница» — хотя Глориана отнюдь не невинна, скорее наоборот: у неё девять детей, и плотских утех она не чурается. У правительницы половины мира другие проблемы, ей недоступны иные радости — собственно, на этом отчасти и построена интрига романа. Королева Глориана — зримый символ, главная движущая сила, светлая душа Альбиона, вокруг неё, как планеты вокруг Солнца, вращаются поэты и учёные, мореплаватели и метафизики, купцы и чужеземные посланники. В то же время сам Альбион Муркока не идентичен Англии XVI века — это более яркая, почти опереточная её версия, возникшая в одном из бессчётного множества сопряжённых миров. Но даже у идеальной правительницы, которая обеспечила процветание державы, прекратила войны и отменила смертную казнь, найдутся могущественные недруги, способные организовать заговор с драматическим финалом в шекспировском духе: «Унесите трупы!». На этих весах фигуру Королевы уравновешивает Капитан Квайр, убийца, растлитель, авантюрист, любимец черни, «творец событий», обаятельный дьявол, считающий утончённую интригу высшим искусством, а себя — гениальным, но непризнанным художником. Классический трикстер, которого хлебом не корми, дай только выкинуть какой-нибудь финт. Провокатор, возмутитель спокойствия, «необходимое зло», ещё один краеугольный камень, на котором зиждется могущество Альбиона. Муркок остался верен себе: так же, как Глориана олицетворяет стабильность и порядок, её оппонент воплощает извечный хаос, изменчивость, непредсказуемость. Конфликт неизбежен, но и развязка предрешена — достаточно вспомнить предыдущие книги автора". (http://www.mirf.ru/book/maykl-murkok-glor...">читать полностью)

Как видно из рецензии, не всякая птица долетит всякий читатель осилит "Глориану". Даже мне, человеку в раньшие времена искренне наслаждавшемуся витиеватыми фразами на полстраницы, столь любимыми авторами прежних веков, поначалу было несколько трудновато. Особенно если учесть весьма специфический старинный язык, которым написан роман. Большой респект переводчику, сумевшему такое перевести. Опять же, как я понимаю, адекватно воспринять этот роман может только англичанин, причём англичанин образованный, разбирающийся, как сейчас принято говорить, в контексте. И не только историческом (альтернативно-историческом), но и разнообразных психологических учений о сознании и подсознании, а также британского литературного процесса третьей четверти XX века. Однако как продукт весьма специфический, блюдо редкостное, в котором постоянно ощущаешь разнообразные привкусы, но не можешь понять чего, возможно стоит попробовать (попробовать осилить) многим. Некоторые явно испытают необычайное наслаждение.

Рекомендую любителям сложных литературных экспериментов.